Российский театровед, театральный критик, арт-менеджер, кандидат искусствоведения, доцент школы-студии МХАТ и Высшей школы деятелей сценического искусства им. Г. Г. Дадамяна, один из крупнейших исследователей современного театрального процесса в России Павел Руднев рассказал о популярности жанра моноспектакля и о том, почему не каждый известный артист решится выйти на сцену один.

С 1 по 6 апреля на сценах Драматического Лицейского театра и Дома актёра в Омске свои спектакли представили театры из Санкт-Петербурга, Москвы, Казани, Нижнего Новгорода, Тюмени, Брянска, Магнитогорска, Омска и Владикавказа. В жюри фестиваля «ЧАТ» вошёл известный театральный критик Павел Руднев. В интервью «Омск Здесь» он рассказал о значимости региональных фестивалей и о том, какие темы поднимают авторы моноспектаклей в своих постановках.

— Павел, когда произошло ваше знакомство с «ЧАТом»? По вашему мнению, за 5 лет существования он сумел развить свой потенциал?

— Это произошло два года назад, когда был третий по счёту фестиваль. Структура самого фестиваля, его афиша, зависят от того, что ему предлагают. Фестиваль не рождает спектакли, он реагирует на сезон и на то, что театры ставили в разных уголках страны. Здесь вопрос в селекции и в отборе. «ЧАТ» развивается. Необходимо выводить фестиваль в город, порождать феномен зрительского обсуждения, и в этом году, как мне кажется, это удачно сошлось. Обсуждение спектакля было не в закрытом формате, и в него был вовлечён зритель. Да, есть категория случайно пришедшего зрителя, а есть те, кто уже что-то знает или хотят узнать. Это очень важно, так как создаёт шум вокруг фестиваля, вокруг этой среды.

Зачем вообще нужен фестиваль? Я не думаю, что он зарабатывает деньги. Смысл в том, что это развивает театр, эстетику, общество в конечном итоге. Любой фестиваль оказывается не только ярмаркой талантов и их такой презентацией в том, каким образом в разных городах подходят к этому жанру. Есть ещё разговор о том, что это образование для всех, потому что, чем больше артист смотрит на других артистов, тем он шире понимает спектр своих возможностей. В одном городе привыкли к одному типу театра, а театр другого города предъявляет новые возможности или, наоборот, возвращается к чему-то старому. Тогда человек понимает богатство и разнообразие театральной картины. Это всем выгодно. И, если зритель вовлечён в эти профессиональные дискуссии, то он начинает тоньше воспринимать театр, понимает его задачи, проблемы. Он не догадывается о них, он вовлечён в процесс обсуждения. Наше дело — породить дискуссию. Спектакль невозможно правильно понять — нет такой функции. Его можно понять только по-своему. Весь вопрос в оснащении этого опыта. Артисту важен не только восторг зрителя, но и то, чтобы с ним говорили на одном языке. И, когда мы пытаемся вступить с артистом в дискуссию, мы пытаемся соотнести своё восприятие с его ремеслом. И профессионалы, и зрители здесь взаимообучаются. Вот что важно, как мне кажется. Фестиваль включает в себя какие-то новые формы, и сам жанр моноспектакля воспринимается уже шире.

— Насколько активно зрители участвовали в обсуждениях в этом году?

— Всегда можно желать больше активности. Понятно, что есть отсутствие навыка публичного выступления, стеснение, но всё равно, если зрителю есть, что сказать, то его ничего не сдерживает. Они участвовали по мере того, как возникала необходимость разговаривать. Часто зритель бывает остро критичен к явлению или, наоборот, высказывает свои фанатские восторги. Были достаточно серьёзные критические замечания, и это тоже важно. Потому что у профессионалов своя картина мира, а у зрителя — своя. Мы сдержаны определённой этикой, потому что понимаем, как легко травмировать артиста и режиссёра, а зритель менее сдержан — у него суждение простого человека.

— Чем лично вам запомнился фестиваль в этом году?

— В этот раз, пожалуй, было больше историй, связанных с самостоятельностью артиста в процессе формирования замысла спектакля. Артисты выступают как драматурги, как люди, которые придумали историю от начала и до конца. Моноспектакль — это возможность для артиста быть гораздо более самостоятельным, нежели в повседневной театральной деятельности. Артист — зависимое существо, к сожалению или к счастью. Он зависит от прихоти главного режиссёра. Он не может сказать: «Я хочу это сыграть, а это не хочу». А в моноспектакле можно сказать: «Я хочу быть режиссёром, я хочу быть артистом, я хочу быть исполнителем, драматургом, художником». И это право на самостоятельность, как мне кажется, очень ценно.

Это прежде всего касается спектакля и пьесы «Курьер», которую артист Михаил Кудрин сам написал и сам показал. И поскольку я уже дважды смотрел этот спектакль, я вижу, что артист сам меняется. Он постоянно живёт этим текстом. Текст не цементируется, а развивается. Или, например, история «Один в океане», которую представил артист Александр Сорокин из Новосибирска. Он сам сочинил инсценировку документальной повести и поставил её. Очень интересно оформленный спектакль, несмотря на скромные средства. Он отвечает за всё сам, это ещё частный проект ко всему прочему. Вот это даёт артисту право почувствовать самостоятельность. Не только подчинённость, а самозанятость (улыбается).

— Где жанр моноспектакля популярнее — в регионах или в столице? Там наверняка проще пригласить на роль известного артиста, что уже обеспечит полный зал?

— Я не думаю, что звёзды жаждут делать моноспектакли, им и так хватает славы. К тому же они могут бояться их делать. Моноспектакли — это опасная вещь, потому что можно легко провалиться: артисту некуда спрятаться, ведь ты один на сцене. Моноспектакль — это огромный, страшный риск, нежели полноформатный спектакль из репертуара театра. Это не какая-то лёгкая форма заработка и славы, скорее, это один из самых сложных жанров. Здесь не на кого опереться. Если ты провалился — ты виноват. И я не думаю, что у звёзд есть желание выступать в таком жанре.

Что касается географии, то она тут ни при чём, но я думаю, что именно в регионах присутствие фестивалей моноспектаклей шире. Для артиста регионального театра — это возможность. У столичного артиста есть куда пойти зарабатывать деньги профессией, а у артиста регионального театра этих возможностей меньше. Поэтому потребность в моноспектаклях там появляется чаще. Это возможность самостоятельного пути. Ты сможешь договориться с директором своего театра и уехать куда-то играть моноспектакль, и не нужно согласовывать большое количество людей. А это всё-таки шанс получить какой-то приз, показаться где-то ещё.

— Часто можно услышать, что «Москва — это не Россия». В том смысле, что в городах нашей страны очень отличаются ритм жизни, насущные проблемы, настроение от того, чем чем живет столица. Ощущается ли это в театральных постановках?

— Сейчас не очень, только если в бюджетах, возможно, в отношении режиссуры, которая определяет театр сегодня. Но режиссёры региональных театров ведь ставят спектакли и в Москве. Нет никакой стратификации в этом отношении. Что-то поисковое и экспериментальное чаще всего появляется именно в регионах, в том числе и в отношении новых текстов. Здесь гораздо более пытливый зритель, у него есть желание и способность воспринимать сложное, разнообразное. Этот человек не искушён, поэтому он готов к этому. Достояние последних 15-20 лет — уравнивание в правах. Да, уровень жизни в Москве и регионах разный, но театральная культура уравнялась, потому что есть механизмы, которые развивают театр и делают его интересным, где бы он ни происходил. Этого желает и сам театр. Но бывает и так, что он этого не желает. Но если есть потребность идти на гребне волны, то всегда есть возможность это сделать.

— В этом году на «ЧАТ» было подано 75 заявок, 12 из них вошли в программу фестиваля. Большая часть спектаклей была сделана в 2022 году. Поднимаются ли актуальные темы, о чём хотят рассказать режиссёры сегодня?

— Я не осуществляю набор работ, и мне трудно ответить на этот вопрос, это право было у Лицейского театра. Чувствуются переживания и тревога людей. Механизм театра всё равно вневременной. Территория театра — это гуманистические ценности. Важно говорить о любви, милосердии, сострадании, о Боге, этике. Эти темы бесконечно повторяются, и есть соприкосновение с вечностью в каком-то смысле. Люди пытаются говорить о современности как об эпосе. Например, спектакль «С неба упали три яблока», представленный актрисой Мариной Крюковой из Магнитогорска. Это рассказ о современности, про армянскую деревню, которая существовала в Советском Союзе, существует внутри национальной культуры и постсоветской реальности. И она существует так, как будто бы в таком виде существовала 100, а то и 200 лет назад. Это «100 лет одиночества» Маркеса, но на территории, близкой нам. Это механизм театра, который рассказывает чаще всего о прошлом, нежели о настоящем, но он всё время нам подсказывает стратегии выживания сегодня.

— Впервые в рамках «ЧАТа» прошёл спектакль вне стен театра — постановку «Шарлотта» показали в ресторане. Какие у вас впечатления от неё?

— В этом нет ничего инновационного. Это сложнейший жанр, конечно, и актриса из Казанского ТЮЗа Елена Калаганова самоотверженно с ним справилась. Она ходит между столиками, вынуждена мириться с тем, что люди едят и выпивают. Это история Шарлотты Ивановны — героини пьесы Чехова «Вишнёвый сад», которая проходит через весь 20 век и тянется через столетия. Актриса должна рассказать драматическую историю в ситуации зрительского комфорта. Посетители кафе начинают взаимодействовать с актрисой, им хочется поговорить. Это же не театр, где ты должен молчать (улыбается). И ты как артист должен отвечать на какую-то агрессию со стороны зрителя. И такое было в этом спектакле. Этот спектакль — своеобразная битва, спарринг. Актриса берёт на себя несколько функций и прекрасно с этим справляется. Ей удаётся в этой разрозненной и кричащей атмосфере кафе этих людей собрать, сделать их единым народом. Сделать так, чтобы их внимание обратилось не в тарелку, а на неё, и рассказать очень невесёлую, драматическую историю про бесконечные потери в своей жизни.

— Фестиваль «ЧАТ» по-прежнему остается неконкурсным. Это хорошо или плохо?

— Это трудный вопрос. С одной стороны — хорошо, а с другой — плохо. Мне кажется, должны быть разные фестивали. Фестивалей с лауреатским списком полно, и, к сожалению, приходится выяснять, кто лучше, а кто хуже. За это бьют в морду. Иногда бывает и такое. За право кому-то говорить «да», а кому-то «нет», всегда расплачиваешься. Это огромная ответственность, и можно иногда просчитаться, человеку ведь свойственно ошибаться.

В «ЧАТе» такого нет, и в этом ценность этого фестиваля. Возникает актёрское братство. Один проиграл, другой выиграл, всё равно все всё чувствуют. Не бывает такого, что артист вне реальности, и он не понимает, что его спектакль провалился.

Но иногда этого требуют финансовые доноры. Условно говоря, театру надо доехать в Омск из Магадана, и для того, кто даёт на это деньги, важен результат, это реклама региона. Новость о том, что магаданский театр победил в Омске не у своей публики, грубо говоря, — это хороший пиар. И, наверное, это важно — стать лучшим в другом месте. Театр — один из мощнейших способов пиара городов. Театр говорит о здоровье внутри общества, и, если театр здоров, то здорово и общество, и для кого-то это действительно важно. И, мне кажется, этому фестивалю нужно придерживаться этой позиции. Здесь никто не ходит обиженным.

Мы, как жюри, не просто судим, а формулируем какие-то слова. Спектаклю вручается диплом за что-то, и эти слова тоже важны, и мы не хотим врать и говорить их в превосходной степени. В этих словах многое заложено, просто нужно уметь читать. Нельзя соврать и дать превосходную степень тому, что превосходную степень не требует.

— Без чего, на ваш взгляд, невозможен хороший моноспектакль?

— Без артиста, конечно (улыбается). Без контакта с залом, без понимания того, что артист способен выдержать колоссальную эмоциональную нагрузку на сердце. Если нет сценического обаяния и возможности зажигать аудиторию, то это всё грустно выглядит. Артист должен держать зал и быть бесконечно разнообразным, потому что одна из главных проблем моноспектакля — монотонность. Очень легко одному человеку на сцене впасть в однообразие и использовать только один и тот же приём. Если так происходит, то спектакль не получается.

— Каким вы видите будущее жанра моноспектакля и фестиваля «ЧАТ»?

— (пауза) Сложно прогнозировать, но какой-то невероятной инновации в этом жанре придумать сложно. Куда это будет развиваться, и какие новые формы здесь могут появиться, не предугадаешь. Это зависит от мышления художника, который волен или не волен придумать что-то новое. Я думаю, что это всегда зависит от личности артиста. Если появляется уникальная личность, то она и задаёт новые формы. Что касается будущего фестиваля «ЧАТ», то я думаю, его развитие может идти только в одну сторону — необходимость заказывать спектакли. Не реагировать на рынок и отбирать уже готовый материла, а именно заказывать, формировать. Фестиваль ценен тогда, когда он рождает премьеры внутри себя. Он должен порождать не только спрос, но и предложение.

«ОмскЗдесь», 8 апреля 2023

https://omskzdes.ru/culture/81130.html