Не бойся сказки — бойся лжи.

А сказка, сказка не обманет.

Тихонько сказку расскажи —

На свете правды больше станет.

 

Послушай еще одну историю, читатель. Нет, это не та романтическая новелла, от которой слезы текут в три ручья, а после в памяти не остается ничего, кроме хэппи-энда. Это совсем другая сказка. Сначала все будет вполне обычно. Дальше — немного волшебно, захватывающе, страшно, холодно, пусто, неожиданно. Потом — светло и немного грустно. Но главное — человечно. И если сердцу захочется плакать, пусть оно не стыдится слез. Значит, оно не холодное и жаждет жить.

Замечательную историю об угольщике Петере, который продал свое сердце за земные блага, избавив себя от обременительной способности чувствовать, рассказала Вторая студия актеров Лицейского театра, вспомнив сказку Вильгельма Гауфа «Холодное сердце». Выпустив с юными лицедеями мюзикл «Незнайка», актер театра драмы Владимир Майзингер взялся за произведение знаменитого немца, написал инсценировку и в конце марта представил результат работы публике.

— «Холодное сердце» я помню  с детства, — делится режиссер. — Эта история оставила во мне печальный, но светлый след. Слишком она отличалась от всей той детской литературы, которую я тогда читал. Вроде, сказочно, но, с другой стороны, жестко, даже жестоко. Взрослые многое стремятся упрощать, смягчать, передавая ребенку какие-то важные истины. Не надо лелеять в детях инфантильность и растить из них духовных лоботрясов. Ведь жизнь — сложная штука, разная, и в ней есть место  всему. Тем более, они и сами сегодня слишком рано перестают верить  в сказки со счастливым концом.

 

Один процент на сомнения

«Холодное сердце» — не из тех произведений, за которые постоянно хватаются режиссеры. Постановки в России можно, наверное, пересчитать по пальцам. Материал сложен в сценическом воплощении. Непрост он и с точки зрения содержания. Интересная  штука получается: если разобраться, то большая часть литературного наследия знаменитых сказочников далека от наивных детских историй. А на вопросы, которые сказки задают читателю, найдет ответ далеко не каждый взрослый. Многие режиссеры, обращаясь к «Холодному сердцу», изменяли название. Так появлялись спектакли «Чудесный клад», «Сокровище Петера». Да, Гауф дал возможность своему герою снова обрести прежнее, живое, трепетное сердце, и угольщик Петер понял, что же есть настоящий «клад». Но будет ли он теперь по-настоящему счастлив, когда стольким людям причинил зло, столько потерял и понял?  Человек — сам причина собственных бед. И незачем всю ответственность взваливать на забавы высших сил. Вот почему название у омского спектакля осталось авторским.

— Жизнь выстраивается по нашим поступкам. Мы сами делаем свой выбор, — соглашается Владимир Майзингер. — Человек захотел много денег и решил, что за это можно отдать все. Он совершил трагическую ошибку, за которую жестоко поплатился. Чего стоит сердце, которое не болит, не бьется, не радуется и не страдает? Оно даже равнодушным быть неспособно. Вот то, что нас с ребятами взволновало  в этом материале, то, что мы пытались понять. Каждый из них пришел  к собственным выводам, но финал оставлен открытым. Можно было сказать: «Герой поступил неправильно, и давайте уже закроем книгу». А кто знает, прав он или нет?  Мы уверены в ответе на 99 процентов. Но один процент все же оставляем на сомнения и размышления.

 

Игра в кубики

После такого спектакля нет ничего лучше, чем, придя домой, свернуться калачиком в кресле с книжкой в руках. Не у компьютера, не у телевизора,  а с книжкой. Старой, с потрепанным переплетом, которую вы так любили в детстве. И полистать, помечтать, подумать. А еще лучше — почитать вслух.

— Я довольно рано научился читать, взрослые были заняты, поэтому книжки я почти  всегда «осваивал» самостоятельно, — признается Владимир Майзингер. — А ведь это такой важный процесс, почти ритуал, когда мама или папа читает своему ребенку книгу.  Помню, старшей дочери я рассказывал, в основном, те сказки, в которых играл  в театре. Зато моя младшая сама просит меня почитать. Ей только три года, но она уже понимает разницу между тем, когда тыкаешь пальчиком в кнопочки  на телевизоре, и когда садишься к папе на колени послушать сказку.

Что общего между ребенком и актером? И тот, и другой любит играть. Первый, сидя в песочнице, складывает из кубиков слова. Второй, выходя на сцену, пытается «сложить» ответы на какие-то очень важные для него вопросы. И чем несерьезнее он будет относиться к самому себе, тем легче  будет складывать эти «кубики». Ведь детская несерьезность — самое лучшее, что может сохранить человек в своей «взрослой» душе.

— Мы столько напридумывали в жизни глупых вещей, назвали их серьезными и начали к ним соответственно относиться, что сами уже запутались, что серьезно, а что — нет, — считает Майзингер.

А дети — они ведь такие, какие есть. Ничего не изображают и не играют в «серьезное-несерьезное». Они играют в кубики. И еще любят слушать сказки.

Ведь именно там — все самые чистые и мудрые истины.

 

P.S.

«Мы ищем образцы достойной драматургии. Материала много. Материал всякий,  в том числе и сомнительный, без идеи, без мысли. И выбрать лучшее непросто. Особенно для молодого театра», — так говорил художественный руководитель Лицейского театра Вадим Решетников. Это была его принципиальная позиция — творческая и человеческая, которая определяла движение и развитие всего театра. В феврале город простился с Вадимом Станиславовичем. Во главе Лицейского встал Сергей Тимофеев, выпускник Щукинского училища, режиссер и педагог. Он с самого открытия работал с лицеистами в качестве режиссера-педагога  и поставил один из наиболее успешных спектаклей вечернего репертуара «Молодые люди» по пьесе Р. Белецкого. И именно в нем труппа видит сегодня того самого продолжателя традиций, которые были заложены Вадимом Решетниковым.

 

Валерия Калашникова

«Омская муза», март-апрель 2007 г.