Актер, режиссер, хореограф – несколько граней одной и той же личности. После восьмичасового мастер-класса «От замысла – к воплощению» Максим Диденко в беседе с Заотдых.ру вспомнил своих учителей и поделился размышлениями на тему собственного предназначения, дороги к успеху и критериев театрального искусства.

 

Дорога в Петербург

 

— Максим, вся ваша жизнь связана с театром. Это мечта детства или случайное увлечение?

— У меня бабушка – Любовь Ермолаева, театральный режиссер. Поэтому я всю жизнь провел в театре. Хоть я и делал попытки оттуда выбраться, все они безуспешно проваливались. С ранней юности я получал какие-то уроки, занимался вместе с бабушкой.

— А потом  — актерское образование в Омском Государственном университете…

— Точнее режиссерское. Но я не закончил ОмГУ, хотя и очень рад, потому что учился здесь у Моисея Филипповича Василиади, замечательного мастера, и почерпнул я из общения с ним очень многое. Параллельно был у Юрия Шушковского в театре пантомимы, несколько ролей сыграл в театре бабушки, еще в детстве. Потом с Иркутским театром пантомимы я уехал в Петербург, где поступил в театральную академию, и там я учился у Григория Козлова.

— Чем обусловлено желание перебраться в Петербург? Культурный центр дает больше возможностей?

— Конечно, больше. Но прежде всего, несмотря на то, что Моисей Филиппович замечательный мастер, уровень театрального образования, преподавания в целом, в нашем институте меня не удовлетворял, и я помчался за знаниями в Петербург.

 

Научить своему языку

 

— Когда возникла идея начать преподавать?

— Она возникла в каком-нибудь…эдак…2007 году. Может, 2006.

— И с чем это было связано?

— Мы путешествовали с Антоном Адасинским. Он много преподавал, и я бывал у него на занятиях. Антон постоянно учил, учил, учил…и в какой-то момент я переполнился знаниями. И тогда кто-то предложил мне провести занятие в какой-то студии, а потом уже моя коллега и просто замечательная женщина Алиса Олейник, с которой мы впоследствии сделали школу, предложила мне сделать еще одно занятие. Я провел, мне стало нравиться, я понял, что получается. Решил время от времени заниматься этим и вот продолжаю сейчас.

— Вести занятия – значит для вас не только отдавать, но и получать что-то взамен?

— На самом деле, процесс преподавания для меня неразрывно связан с процессом самого творчества. Это поле работы. Например, когда я начинаю делать какой-нибудь спектакль, я обязательно, так или иначе, начинаю тренинг, придумываю разные упражнения для того, чтобы этот спектакль состоялся. Для меня это имеет огромное значение! Нужно привести артистов, с которыми я работаю, в определенную форму, их нужно немножечко…научить своему языку.

— Во время своего мастер-класса вы пытаетесь научить актеров искусству пластического самовыражения. Кто обучил этому вас?

— Мастеров было очень много. Сначала я учился у своего дяди, Юрий Шушковского, который жил в Петербурге и умер этой весной. Замечательный мастер был. Я учился у Моисея Василиади, у Валерия Шевченко из Иркурского театра пантомимы. Кроме этого – в нескольких танцевальных студиях, например, в студии Владимира Супруненко. Я занимался классическим танцем, даже народным, акробатикой, модерном, джазом и контактной импровизацией. В Челябинске мы познакомились с Геннадием Абрамовым, который делал с нами кучу упражнений чуть ли не в коридоре гостиницы. Это довольно знаменитый мастер, ему принадлежит московский «Класс экспрессивной пластики». И вот так по крупицам я собирал знания. Потом я работал в Праге, в театре «Farm in the cave». Я ходил к ним на мастер-классы, интенсивно поглощал их систему, параллельно преподавал. Получился процесс обмена знаниями и техниками. И так у меня в голове образовалась целая куча знаний, в какой-то момент я понял: я не имею права никому их не передавать.

— И в 2011 году была открыта «Русская школа физического театра» (РШФТ). Скажите, ее концепция основывается полностью на невербальном выражении?

— Задача стояла исследовать именно язык пластики. Но сейчас школа приостановила свое существование. Мы были абсолютно независимой субстанцией, которая организована на собственные деньги. Но это оказалось очень тяжело. Я понял: для того, чтобы сделать профессиональную, серьезную школу, нужна более фундаментальная база. И в плане финансирования, и в плане организации. Нужно посвятить этому достаточно большое количество времени, нужно сделать это делом всей жизни! А мне хотелось заниматься спектаклями. И я перенес школу в «деланье» спектаклей. Я продолжаю развитие метода в своих постановках, также преподаю где-то отдельно, в коллективах, которым это интересно. В этом году буду преподавать в школе-студии МХАТ и в театральной академии на курсе Юрия Бутусова и Анны Алексахиной. Надеюсь, более продолжительное преподавание даст ощутимые плоды в виде нового театрального языка.

 

Слово или движение?

 

— Театральный язык РШФТ позиционировал себя как сочетание физического метода и психологического. Речь идет о достижении баланса?

— Да.

— Но все-таки, что для актера важнее – слово или движение? Или некорректно ставить такой вопрос?

— Мне кажется, в каждом конкретном случае можно по-разному расставить акценты. Вот в жизни для вас что важнее: слово или движение?

— Слово. Ведь я журналист.

— (Смеется) Но как же без движения? Вы не сможете ничего не сделать. А если бы вам сказали: вы можете лишиться либо дара речи, либо дара двигаться! Что бы вы выбрали тогда?

— Лишиться дара речи…

— Вот видите. Черт возьми, нельзя так выставлять приоритеты! Либо-либо. Это важнее, а это менее важно. Важно все! По-своему. Можно исследовать один луч, можно другой, но они все равно исходит из одного источника, освещают один объект.

— Однако вам приходилось ставить невербальные спектакли?

— Преимущественно только такие спектакли я и делал, если уж честно.

— С чем, на ваш взгляд, связана такая тенденция? Развивается мир – развивается театр? Или это все же авангардистское направление?

— Театр – древнее искусство, в котором по большому счету все уже придумано. Дело не в том, чтобы придумать что-то новое, а в том, чтобы из тех красок, которые есть и количество которых достаточно ограничено, создавать что-то живое. И это нормально для театра, вообще для искусства – быть живым, да? Я не знаю ничего про авангардистские направления. Зато знаю про живые. Живые и интересные. Вот придет на спектакль тысяча зрителей. Если живое и интересное – оно вызовет отклик, а мертвое и неинтересное отклика не вызовет. Вот и все. Это – критерии.

 

Интернациональный театр – долой стены!

 

— В свое время вы учились и преподавали в Праге. Даете мастер-классы за границей. В чем принципиальное отличие западного театра от русского?

— Театр – это социальный институт, который очень плотно связан с культурой нации. Точно так же, как итальянцы отличаются от русских, и устройство их общества отличается от нашего, так и итальянский театр отличается от театра русского. Или французский театр отличается от русского так же, как Франция отличается от России. Это абсолютно точно. Театр – маленькая модель государства со своим управлением, техникой, администрацией. Актеры – это народ. И эта структура одинакова везде. В Праге я преподавал в компании, которая очень плотно занималась физическим театром, они понимали все с полуслова. Это хорошо сбитая команда, которая делала лучшие спектакли в Европе. А в России я зачастую преподаю людям, которые вообще впервые оказались вместе. Или вот ребята из Лицейского театра, которые занимаются физическим театром не так углубленно, поэтому у них какие-то вещи идут чуть тяжелее. Но в принципе, все и везде работает хорошо. А нюансы – это какой сегодня день, географическое положение, взаимоотношения людей… Но это не сколько касается национальности, сколько человеческого фактора. Ведь язык тела – интернационален.

— В театре есть место интерактивности? Или между зрителем и актером существует граница, стена?

— Стены не существует. Долой стены! Я бы так сказал.

 

Чего ты хочешь?

 

— Принято считать, что Омск – это глубинка, и современной молодежи тяжело чего-то добиться здесь. Можете развеять этот стереотип?

— Омск действительно глубинка, но это абсолютно нормально. Точно так же, как Екатеринбург, или Барнаул, или Иркутск… Вся Россия – глубинка! Это априори. Даже Санкт-Петербург глубинка по сравнению с Москвой. У нас вообще есть Москва – и глубинка. А чтобы продвигать свои идеи, нужно ехать в Москву. Все так делают.

— Что нужно современному молодому человеку, чтобы добиться успеха?

— Переезд в Москву – это очевидный путь. Если у вас есть цель добиться чего-то в жизни, вы поедете в столицу, ведь это работает. Или в Лондон. Или в Токио. В зависимости от того, чего конкретно вы хотите. А вообще это очень важная задача. Чего вы хотите добиться? И нужно ли добиваться? Может быть, можно просто чего-то достичь? Или чем-то стать? А вдруг нужно вырастить дерево, детей, построить дом? Понимаете? Мне кажется, первый вопрос, который нужно задать себе: чего я действительно хочу по-настоящему? Не какая информация мне несется из электроящика о том, чего я должен хотеть, а чего я хочу на самом деле! Вот что нужно молодому человеку. Да и любому человеку. Как только вы поймете, чего хотите, остается лишь следовать по пути своего сердца, по пути своего «хочу». И тогда все будет отлично.

— Значит, в театр вас все-таки привело собственное желание?

— Как я уже сказал, у меня в театре бабушка, но дело даже не в этом. Есть вещи, которые больше, чем мы. Человек – это лишь маленькая песчинка во вселенной. Существуют огромные потоки энергии, какие-то рейки, в которые вы входите или выходите из них. Это настолько масштабно, что говорить, будто вы контролируете свою жизнь целиком, слишком самоуверенно, мне кажется. Моя жизнь сложилась так, что я в театре. Я пытался заниматься другими профессиями, но так получилось, что здесь я нашел свое место. Может быть, конечно, в какой-то момент жизни я остановлю этот процесс и начну заниматься чем-то другим, например, виндсерфингом – это идея со мной уже несколько лет. Или открою гостиницу где-нибудь в Уральских горах. Или, например, как некоторые деятели культуры, займусь политикой. Ну мало ли! Столько отраслей в жизни интересных. Вообще человек не должен ограничивать себя никакими рамками, кроме…заповедей, наверное. Кроме рамок своей…

— Совести?

— Пожалуй. Хотя совесть это не рамки. Совесть – стержень. Это совсем другое. Совесть – это ось, за которую вы держитесь, которая позволяет вам не расплываться, не превращаться в ерунду, мне кажется так. А рамки – это мораль, то, что держит ерунду в границах допустимого, это следствие отсутствия совести. Отсюда и необходимость моральных рамок.

 

Искусство жить в движении

 

— Максим, за все годы, что вы занимаетесь изучением языка тела, наверное, вы стали прекрасным психологом? И можете в два счета раскусить своего собеседника?

— Вы так думаете? Возможно, надо проверить. Я проверю. (Смеется) Если эта возможность у меня есть, я попробую ей воспользоваться. Наверное, я не уделял этому должного внимания. Ведь когда я тружусь, я думаю об этом, а когда живу, видимо, погружен в иные процессы, и меня это уже не интересует.

— Для вас как основателя школы физического театра движение – это что-то особенное?

— Движение – это жизнь. А неподвижность – смерть. Я бы даже сказал так: чем более вы неподвижны, тем вы ближе к смерти. Поэтому надо бегать хотя бы по утрам. Гулять пешком, плавать в реке, играть в футбол и другие подвижные игры. А вот смотреть телевизор вообще нужно запретить.

— Почему же?

— Телевидение – зло. Люди сидят неподвижно, зомбируются.

— Но разве зритель в театре не сидит неподвижно?

— Зритель в театре присутствует. А в случае телевизора зритель отсутствует. Это очень важно.

— Если движение – это жизнь, то театр для вас – это…

— Это дело, которое мне очень нравится, и я им занимаюсь с большим удовольствием и интересом. Но сейчас я, например, увлекся еще и рисованием. И кино.

— Ваши увлечения находят отражение в спектаклях, которые вы ставите?

— Конечно, все едино. Даже наша с вами встреча найдет какое-то отражение в спектакле. Ведь жизнь не делится на творчество и жизнь. Это единый процесс, единый поток, который идет постоянно и беспрерывно.

 

Отзыв о мастер-классе актрисы Драматического Лицейского театра Дарьи Оклей:

«Мастер-класс Максима Диденко оказался полезным и важным не только относительно профессии актера, но и жизни вообще. На мой взгляд, внимание и осознанность — как раз то, чего нам не хватает, чтобы проживать свою жизнь полно. А для актера внимание — это вообще краеугольный камень. Также очень важно чувствовать себя в своем теле, чтобы наиболее полно проживать ощущения, эмоции, запоминать их, а потом выносить на сцену. То, что происходит с нашим телом, происходит и с нами, и наоборот. В этом отношении мастер-класс также оказался очень важным и позволил «вспомнить» себя и свое тело».

 

 

Ольга Артемьева

http://omsk.zaotdih.ru/tea-with-a-star/, 3 сентября 2013 г.