7 октября в Лицейском театре шёл премьерный спектакль по пьесе А. Пояркова «Татарин маленький».

Простенький сюжет, на первый взгляд, не оставляет возможно­сти квартету актеров захватить зал. Банальная история, никчемные поступки героев, доморощенный психоанализ. Но постепенно местеч­ковая трагедия главного героя (актер Вениамин Скосырев) начинает раз­растаться до общечеловеческих мо­ральных болячек. Что есть совесть, правда, комплексы, поступок? И как человеку со всем этим уживаться?

Вопрос главному режиссеру теат­ра В. С. Решетникову:

— Вадим Станиславович, в на­чале спектакля я никак не могла определить свое состояние. Что-то рядом с раздражением. Затем динамика пьесы, игра ребят от­влекли, но вопрос все-таки остал­ся… Как вы считаете, вправе ре­жиссер отдавать молодому акте­ру серьезные возрастные про­блемы героя пьесы? Проще говоря, пышущий здоровьем Ве­ниамин Скосарев, играя надлом­ленного, больного интеллигента-ипохондрика, ставит зал в нелов­кое положение. Герою верить нужно, а сделать это сложно. Или я не права?

-Нет, конечно… можно так думать. Да, молодость в данном случае — это порок, который проходит… Видишь ли, здесь дело в том, что мне через пять минут игры актера становится абсолютно безразлично количество складок на его лице.

— А я не про внешнее сходство.

— Мне интересно, что меняется с ним самим, то есть как движется внутренний сюжет. Суть-то спектакля достаточно проста. Что есть человек, освобожденный от такой химеры, как совесть? Это может быть в любом возрасте! Но есть человек, нагружен­ный больными воспоминаниями по самую макушку. Он как та сороко­ножка, которая задумывается над действием сороковой ноги во время поднятия одиннадцатой. Все! Он встал. Он не человек! Ты прислушай­ся к репликам героя: ну садитесь, ну идите, ну я не знаю… Это не времен­ное… Если бы в пьесе как-то очень наглядно, жестко проявлялись возра­стные проблемы, да ни в жизнь бы я не взялся за это дело! Я тебе больше скажу. Сейчас мы взяли книжку Л. Филатова по мотивам Аристофана «Лисистрата». Ну помнишь, женщины решают проучить мужчин за беско­нечные войны и отказывают им в любви.

— Помню, конечно. И фильм тоже помню. С Еленой Кореневой в главной роли.

— Не знаю, фильм не видел. Ну так вот. Сюжет-то не пенсионный. Древняя Греция, героям шестнадцать-двадцать лет от силы. Это мой воз­раст актеров! А я боюсь это ставить, потому что спектакль может натолк­нуть зрителей на мысль: «А не моло­ды ли они еще, чтобы ставить такие проблемы?»

-Алексей Поярков — современ­ный автор?

-Да, я с ним несколько раз бесе­довал по телефону. По-моему, очень неглупый, достаточно непростой и безусловно одаренный человек.

-Вадим Станиславович, почему в названии спектакля указано «почти водевиль»?

-А вы видели хоть один водевиль без куплетов? Здесь их нет. А воде­виль, нагруженный нравственными и философскими категориями? Но ав­тор пишет водевиль. Я как постанов­щик ближе к зрителю, и я делаю под­лую приписочку «почти». Чего сме­ешься?

-А не хотите ругаться! Красиво справляетесь с «нехорошими» воп­росами, изящными словесными пи­руэтами буйных девушек в чувство приводите... (Теперь уже оба смеем­ся, но остается еще один вопрос.) Од­нажды Мечислав Шарган сказал: «Туннели мучаются комплексами лабиринтов». Куда попадает ваш герой?

-Это будет зависеть от того, какое волевое решение он примет после финального занавеса.

-И зритель тоже?

-Да, и зритель…

Таша Папайя

«Московский комсомолец», 10-17 октября 2002 г.