«Когда я занимаюсь любимой работой, тогда я по-настоящему живу. А долго жить, кстати, я не собираюсь. Скучновато, наверное…»

Вениамин Скосарев

 

Как-то после спектакля Лицейского театра в педагогическом колледже к юным актерам, набравшись смелости, подошел познакомить­ся обаятельный студент с горящими от инте­реса глазами. А чуть позже парнишка пришел в театр на прослушивание, чтобы стать «ли­цеистом» навсегда, стать ведущим актером те­атра, сыграть практически во всех спектаклях вечернего репертуара. Одним словом, стать Вениамином Скосаревым.

1 ноября Вене исполнилось 28. Он ушел полгода назад прон­зительно ярким апрельским днем. Но язык не поворачивает­ся сказать «исполнилось бы». Он остался не только в памяти и на фотографиях. Вспомнить о том, каким он был, могут многие. Но лучше, чем он сам, никто не расскажет о том, каким он был…

В ТЕАТРЕ

Часто задают вопросы: «Что значит театр в вашей жизни? Чему он вас научил?» Это то же самое, что спрашивать у скри­пача, чему его научила скрипка и сама музыка. Если человек выбирает профессию и трудит­ся в определенном направле­нии, именно трудится, а не про­водит время, естественно, он находит что-то для себя. А если я прихожу на работу и отсижи­ваю определенное количество времени, чтобы получить за это зарплату, и мне плевать, что это за работа, то это просто вре­мяпрепровождение.

Есть такое предположение, что актер, выходя на сцену, ис­пытывает примерно то же са­мое, что и заключенный, кото­рого ведут на смертную казнь. И я волнуюсь, ведь работа эта очень сложна, впрочем, как и любая другая, если, конечно, к ней относиться серьезно.

В ОГНЕ

Театр — экстремальное заня­тие. Нет театра, в котором мож­но было бы попудриться, выйти на сцену и сыграть. Почему я делаю это? Мне просто нравит­ся. Как парашютистам просто нравится прыгать с парашютом. Они, конечно, могут «подтолк­нуть» под это какую-то философ­скую идею, но зачем? Кстати, и мы можем «разбиться» так же, как парашютисты. Можно прийти в театр, получить много ролей, развить скорость, а потом вдруг что-то не удается, потом еще что-то… Иногда артисты сгорают как спички. И еще: в театре не полу­чают много денег, и существует постоянный конфликт между семь­ей и театром. Люди иногда нахо­дят выход: идут, к примеру, под­рабатывать в рекламу. Человек тиражирует себя, и театр стано­вится чем-то второстепенным. А это уже начало конца…

В ЗРИТЕЛЬНОМ ЗАЛЕ

Как-то пришел на спектакль театра драмы и понял, какой это кайф — наблюдать со стороны, как люди работают, занимают­ся тем же, что делаешь ты сам. Ты не обращаешь внимания, вот у него с дыханием что-то не так или мизансцена какая-то не та­кая, нет! Просто сидишь и смот­ришь. И тебе хорошо.

В ДВИЖЕНИИ

Однообразие в жизни — это ужасно и скучно. Монотонности надо избегать. А как? Часто люди говорят: «Я хочу попробо­вать все!» Да, можно попробо­вать все, начиная от гей-любви, кончая наркотиками. А можно попробовать что-то новое созда­вая, а не разрушая. Вот я рань­ше не пробовал рисовать, играть на музыкальных инструментах, читать Достоевского. Надо про­бовать себе в плюс, а не в ми­нус. Именно тогда жизнь стано­вится совсем другой. Разве здо­рово, когда о человеке говорят: «О, этот чувак такой стильный, он все попробовал, он ночами тусуется в ночном клубе, он чи­тает «Men’s Health». Я не против ночных клубов и журнала. Я могу читать «Men’s Health», но, читая его всю жизнь, я точно не стану ум­нее. Меня смешат люди, которые говорят, зачем нам этот Пушкин, задвижки старинные, есть новая культура, есть новые люди, но­вые достижения. Это замеча­тельно, но нужно уметь сочетать старое с новым, тогда жить бу­дет нескучно.

В ПОИСКЕ

Если я скажу, что я стрем­люсь найти себя в этом обще­стве, закрепиться или найти в себе новые грани, то я сразу попаду в общепринятый штамп. Как любой человек, я стремлюсь жить, жить не как все. Хотя… Я точно такой, как все остальные. К чему ещё стремлюсь? Ну не к деньгам уж точно. Моё отношение к ним я выяснил давно. Если их будет больше, я не расстроюсь. (Улыбается).

В ВЕРЕ

Я решительно ни на улице, ни в подъезде собственного дома даже с верующими людьми не обсуждаю вопрос своей веры. Я считаю это дурным тоном. Это очень интимно, даже сокровенно. Это должно сидеть внутри, это должно помогать тебе жить, по­могать людям, которые тебя ок­ружают, быть не проще, но тер­пимее. Я не призываю всех под­ставлять щеки, склоняться под ударами судьбы, не роптать. По­жалуйста, не подставляйте щеки, ропщите, это дело каждого. Но мы же придем к чему-то в фина­ле, там посмотрим, кто был прав, а кто не очень. Каждому свое. Я могу сказать только, что я верю…

В МУЗЕЕ

Когда я был в Эрмитаже и увидел одну картину, она меня просто потрясла. Это огромное полотно — крестьяне несут ба­рашков, и у одного из них све­тятся розовые ушки. Я смотрел минут сорок на эти ушки и ду­мал, как это красиво. Автор уло­вил, что утреннее солнце произ­водит эффект свечения, это так мило. Так же бывает и на спек­такле, какой-то нюанс человеку запал в душу, и он будет ходить на эту постановку и кайфовать.

В КОНФЛИКТЕ

Я очень конфликтный чело­век. Всем кажется, что я пыта­юсь пойти на компромисс, но это видимость. Я могу кулаком не только по столу ударить. В то же время я понимаю, что все это безобразие сплошное, любой конфликт можно решить без лишних проблем. Но человек я темпераментный и периодичес­ки взрываюсь. Мне жаль людей, которые находятся в эпицентре этого взрыва… Но потом я ста­раюсь как-нибудь подлизаться.

В МЕЧТАХ

Я мечтаю о многом. Убирая детские мечты, как бы все пла­кали, если я умру, и просили прощения. Я хоть и взрослый человек, но периодически пред­ставляю себе своих знакомых, которые ко мне плохо отнеслись, как они плачут у моего гроба. Вот такой я садист! (Смеется.) А вообще мечта есть очень серь­езная — чтобы то, чем я занима­юсь, очень хорошо у меня полу­чалось, чтоб мой рост в театре продолжался, чтобы я играл. Страшнее всего, когда идет че­ловек по своему жизненному пути, а в конце оказывается, что то, что он делал всю жизнь ни­кому не нужно. Это самое страшное для артиста, художни­ка, да вообще творческого че­ловека быть неинтересным, быть непонятым.

В ПЛЮСЕ

Не стремитесь вы к особой адекватности, не нужна она, по сути дела! Ваше мнение долж­но быть важным для вас. «Я, конечно, неадекватно оцени­ваю» — ну и Бог с ним, ведь это ваша оценка, вы имеете на нее право. Конечно, кому-то это не понравится, но ведь всем невоз­можно нравиться, да и не нуж­но. Я не стремился всем нра­виться, я просто высказывал свое мнение. Я ответил на все вопросы. Я надеюсь, что есть люди, которые думают точно так же. Это приятно, значит, я не один, значит нас уже много…

Когда Веню хоронили, над гробом, появившись как из ни­откуда, начала порхать разно­цветная бабочка (в середине апреля!), потом она села Вене на грудь. А через несколько минут точно так же в никуда исчезла…

Анна Кудрявская

(автор искренне благодарит за помощь в подготовке публикации и предоставленные материалы и фо­тографии Ольгу Соколову)

«Бизнес Курс», № 42 / 2 ноября 2005 г.