Лицейский театр открыл десятый театральный сезон. Юбилейный. Спектаклем по пьесе М. Булгакова «Зойкина квартира». Реакция зала — неоднозначная, мнение уважаемых критиков тоже.

Наша встреча с Вадимом Станиславовичем Решетниковым (главным режиссером Лицейского драматического театра) проходит под звук бензопилы и стук молотков… Театр меняет крышу.

— Вадим Станиславович, ваше прочтение Булгакова… Оно вот так сразу сложилось, или варианты менялись в процессе работы?

— Как говорится, все было и радостно и мучительно! — смеется Вадим Станиславович. — Если б я только предполагал, что меня ожидало… Но я точно знаю, что как только театр берет Булгакова, с театром обязательно чего-нибудь случается.

— Например, с крышей?

— И это тоже. Скажу тебе честно, мне ни одна постановка в театре не давалась так тяжело!

— Если посмотреть театральные афиши, то складывается впечатление, что новые пьесы до сих пор никто не пишет… Этот кризис еще не прошел? Или все лучшее также для москвичей?

— Ты знаешь, мне сложно об этом говорить. Есть театр столичный, со всеми вытекающими отсюда последствиями, есть театр провинциальный. На мой взгляд, в столичных театрах появился некий цинизм, и нет уже радости от ощущения, что ты просто выходишь на сцену. А сколько ты мне дашь?.. А сколько это будет стоить?…В театр пришел рынок! Что может быть для театра страшнее? Ведь если рынок приходит на рынок — это нормально. А если он приходит в театры, больницы, школы, то, может, мы немного погорячились?

— Мы все с гордостью говорим, что наш Лицейский театр уникален. Что нет таких театров больше нигде: ни в стране, ни в мире. Этакая большая педагогическая поэма в театральном воплощении…

— Ты знаешь, когда мы все это начинали, я тоже так думал. Но этого не случилось. И через какое-то время я понял, почему. Это так тяжело! Куда проще просто репетировать и приходить играть. Или чес! Забабашили простенькую пьесочку на трех-четырех известных актеров и ну по стране! Это тоже просто.

А делать артистов из простых детей, а добровольно сохранять три студии при той труппе, которая тянет вечерний репертуар! Это очень трудно! Сейчас в театре горе. Причем, очень серьезное горе. У нас два рабочих сцены, которые не пьют и не матерятся…сильно. Понимаешь? Пришел сегодня третий… Ну, куда я его выпущу?! К детям, которым по десять-пятнадцать лет? Об этом же тоже нельзя забывать.

Так если здесь труднее, значит, денежнее должно быть… а получается наоборот.

-Вадим Станиславович, в вашем театре не бывает выпускных звонков. Театр и дальше будет взрослеть?

— Так уже взрослеет. Многие ребята из старшей группы уже закончили институты, но остались в театре. Кто помрежем, кто завлитом, кто актером. Они — все! И есть

еще идеал: театр с единым лицом, с единым взглядом на мир, с единым художественным принципом…

-Наш журнал может напечатать это интервью как на мужской, так и на женской половине. Но вот английскому дирижеру Джулиану Гэлланту мы предложили выбрать самому, и он решил остаться на женской половине. Можно мы вас попросим остаться на мужской? И если да, то несколько слов для сильного пола, для настоящих мужчин.

-Я думаю, что настоящий мужчина до тех пор мужчина, пока он защитник. Пока он точно знает, чего можно, а чего нельзя. Когда у него есть и стыд, и смелость, и точное понимание того, когда это все употреблять.

Наталия Белоусова

«Два в одном», ноябрь 2003 г.