Лицейский театр в Омске открыл свой юбилейный десятый сезон — премьерой пьесы Михаила Булгакова «Зойкина квартира», обратившись к творению имени­того драматурга со свойственной юношескому возрасту смелостью, пылкостью, задором. Только этим, пожалуй, можно объяснить столь авантюрную затею: броситься, очертя голову, в водоворот булгаковской фантасмаго­рии, в то время как иные омские театры, маститые и именитые, драматургию М. Булгакова обходят стороной.

     Надо сказать, что авантюра удалась.  «Лицейский» представил свой вариант булгаковской пьесы, осуще­ствив постановку с азартом и дерзкой выдумкой. Впро­чем, играть Булгакова иначе просто невозможно. Не помешал и возрастной барьер «лицеистов». Участни­кам спектакля, как известно, до двадцати и чуть более лет — в то время как героям пьесы далеко за тридцать. Тем не менее спектакль, поставленный Вадимом Ре­шетниковым, приятно удивляет именно этим обстоя­тельством: актеры с блеском преодолели трудности и выдали свой «возраст» персонажей.

Впрочем, это не един­ственная сложность, с кото­рой пришлось столкнуться «лицеистам» и с чем они успешно справились.

На мой взгляд, серьезным препятствием могла стать эпоха, отображенная в пьесе, тот самый НЭП, о котором так много написано в учебниках и справочной литературе, но который так мало представ­ляет наша молодежь. В этом смысле Лицейский театр до­казал, что драма Булгакова как нельзя больше соответству­ет нашему времени, возмож­но, еще более сумбурному и непредсказуемому, нежели двадцатые годы прошлого столетия. Так знакомо звучат со сцены фразы булгаковских персонажей, так понятны нынешнему зрителю игровые ситуации, до боли узнаваемы перешагнувшие из прошлого в нынешнее время типажи: те же манеры, тот же образ жизни, такие же поступки… Швыряющий пачки денег коммерческий директор «тугоплавких» металлов Гусь. Пройдоха-администратор (сейчас бы его назвали – менеджер) Аметистов, умеющий приспособить­ся к любому режиму влас­ти, таящий на все случаи жизни пакет «липовых» докумен­тов. Собственно Зойкино «ате­лье» — полуподпольное заведение с потреблением кока­ина, горячительных напила, с «девочками» и прочими удовольствиями для «ответственных» лиц из определённых слоев общества. Здесь и засилье китайцев, заполонивших пол-России, поставщиков любых товаров, в первую очередь, наркотиков. Да и сама мечта героев уехать в Париж, в Ниццу, где можно укрыться от кошмара, именуемого в пьесе «советской действи­тельностью», сродни желанию нынешних «героев», стремя­щихся вырваться из бардачной действительности с не­прекращающимся обвалом цен и дико-рыночными отношениями. Только теперь вме­сто Парижа маячат Америка, Германия, Израиль… Много параллелей возникает с на­шей o6ыденностью, когда смотришь на сцену Лицейс­кого театра…

Заслуженный артист Рос­сии Вадим Решетников по­ставил яркий и зрелищный спектакль, блестяще, на од­ном дыхании разыграв тра­гифарс из жизни незадач­ливых «предпринимателей» двадцатых годов. Спектакль отличается динамичностью, активным использованием игры светотени, столь харак­терной для творчества дра­матурга. Динамичны музы­кальное сопровождение, игра актеров, стремительно меняющиеся сцены. Поста­новщик извлекает максимум выгод из крошечной сцени­ческой площадки, сменяя один эпизод другим.

Зойкина «обитель» — это некое временное пристанище, перевалочная база для пере­хода в мир мечты. Здесь со­бирается «отребье» общества и выявляется истинное лицо каждого. Все «бывшие» и «временные», вытесняемые строителями новой жизни и неумолимым временем. Каж­дый из приспособленцев помнит о своем непостоянстве. Даже благополучный делец Гусь — расхититель и махина­тор, отрицающий заграницу, — и тот чувствует себя временщи­ком, спуская в кутежах и орги­ях наворованные червонцы. Собственно, из-за денег он и погибает в Зойкином борделе, зарезанный «благообразным» Херувимом-китайцем. Этот эпизод вновь наводит на невеселые размышления о ре­алиях сегодняш­него дня: сколько нынешних биз­несменов ушли в мир иной по той же причине?..

Стремление персонажей хоть как-то приспосо­биться в страшном мире но­вых отношений оказывается иллюзией. В том-то и дело, что приспособиться нельзя, герои Булгакова заранее об­речены. В этом заключается трагизм времени драматур­га и его современников. Ис­чезают китайцы-инородцы, ур­вав свой кусок. Спешно по­кидает квартиру Аметистов. Остальные разбегаются кто куда. Зойка и Обольянинов остаются в руках властей, за которых выдают себя двое Неизвестных.

Однако возмездие приходит не со стороны представителей власти, как это показано авто­ром пьесы. В постановке «ли­цеистов» в дело вмешиваются мистические силы. Двое Неиз­вестных (их роли исполняют Василий Савинцев и Роман Буллер) — загадочные булгаковские персонажи, предстают в лицейском варианте как предтеча воландовской свиты из «Мастера и Маргариты», не­престанно изменяя облик и сбивая с толку посетителей квартиры. Вначале это удачно воплощенный тип городской шпаны двадцатых годов; затем в их облике появляется наме­ки на «шерлокохолмовских» персонажей — в черных смокин­гах, с трубкой во рту, элегант­но-учтивые и слегка иронич­ные. Наконец, Клетчатые подо­зрительно напоминают пиджа­ками, кепками и желтыми бо­тинками кривляющегося Фагота-Коровьева. Главное, что присутствует во всех этих ме­таморфозах — знакомые на­смешливо-издевательские ин­тонации спутников Воланда: уж они-то знают точно, кто есть кто!

Само обилие Клетчатых на театральной сцене интригу­ет: клетчатые пиджаки и кепи вкупе с намеренно дурашли­вой манерой поведения. В клетчатый пиджак обрядилась и Зойка, как бы подчеркивая этим свою принадлежность к миру колдовства. Один из ге­роев пьесы прямо называет ее «чертом», желая выказать этим свое восхищение ее деловыми качества­ми. Зойкино «жилье» подо­зрительно напоминает «нехо­рошую» квартиру из булгаковского романа, поскольку здесь происходят некоторые стран­ности: раздаются чьи-то го­лоса, внезапно появляются и столь же внезапно исчезают персонажи, вводя в заблуж­дение приходящих в «ателье» и привнося элементы фантасмагоричности в действие. И уж совсем мистической выглядит заключительная сцена спектакля, в которой Зойка и Обольянинов, вроде бы арестованные Неизвест­ными, на самом деле уходят в дальнюю дверь, за которой вспыхивает красный цвет — то ли от ярких фонарей борде­ля, то ли от адова огня пре­исподней — уходят в никуда. Заметим, что домоуправ Пор­тупея, уличенный во взятках, перед этим был четко пре­провожден в ином направле­нии. А в итоге Неизвестные-Клетчатые, насмешливо гля­дя в зрительный зал, дерзко-нахально требуют у зрителей предъявить документы.

От того и линия Зои-Обольянинова ведется в лирико-драматическом ключе, по­скольку бывший граф мень­ше всего причастен к Зойкиным аферам. Сама Зойка (Юлия Швец) здесь вы­ступает как своеобразный вариант предшественницы Маргариты, этакая смесь «чертовки»-аферистки с лю­бящей женщиной. Именно из-за любви к Обольянинову (Арсений Попов) и зате­вается ею возня с «ателье».

Введение мистики и оби­лие фантасмагории вряд ли правомерно в данном про­изведении, поскольку коме­дию Булгакова принято тол­ковать как криминально-бы­товую. На самом деле она такой и является. Но у Ре­шетникова свой взгляд на творение драматурга, и он вправе предложить свое прочтение пьесы. Главное — в спектакле сохранены и ав­торские интонации, и гро­тескность ситуаций и обра­зов, и та самая причудли­вая смесь фантасмагории с шаржированной реальнос­тью, которые так хорошо нам знакомы в творчестве писа­теля-сатирика. Постановщи­ку удалось найти общие точ­ки соприкосновения с ны­нешней действительностью, одновременно передавая неповторимое очарование булгаковской драматургии. Спектакль изобилует ярки­ми музыкальными номера­ми, демонстрирующими «бе­зобразия» ателье. Впечатля­ют проныра Аметистов (Ев­гений Бабаш), нуворишевский разгул Бориса Семено­вича Гуся (Владимир Бельдиян), ужимки Херувима (Игорь Мельников), очаровательна «чертовка» Манюшка (Светла­на Токарева), наи­вно-соблазнитель­ная в танце «а-ля рус»  под «Светит месяц, светит яс­ный…». Смешон косолапый Порту­пея (Вениамин Скосарев). Увле­кает игра актеров, яркие костюмы персонажей, одновременно передающие «эпоху» и под­черкивающие достоинства артистов.

Вместе с тем, излишне шумливыми кажутся отдель­ные сцены. Так, к примеру, ак­теры явно переигрывают, ожидая появление Гуся: ме­чутся по сцене, истошно кри­чат, напоминая сцену из из­вестного фильма Марка За­харова о графе Калиостро (приезд героя в имение). Это не вполне уместно на такой маленькой сцене, какой рас­полагает Лицейский театр. Не всегда оправдана чрезмер­ная суетливость Аметистова. Излишне затянутой и неес­тественной выглядит сцена игры с трупом Гуся, как и сам намек на «голубые» наклон­ности Аметистова. Думается, что спектакль с успехом бы обошелся и без этого эки­вока в сторону новомодных постмодернистских веяний.

В целом же премьера со­стоялась. «Лицеисты» про­демонстрировали замеча­тельные актерские данные, выделяя гротескно-шаржи­рованные черты своих пер­сонажей. Это как раз тот случай, когда отсутствие ак­терского опыта, зачастую пе­реходящего в штамп, ком­пенсируется непосредствен­ностью и искренностью мо­лодости, ее брызжущей че­рез край энергией. Оттого и спектакль получился ярким, запоминающимся, впечатляя зрителей своеобразной трактовкой ролей и замыс­лом режиссерской работы.

Лариса Ветелина,

кандидат филологи­ческих наук.

«Красный путь», октябрь 2004 г.