С 1 по 6 апреля в Омске вот уже в шестой раз проходил Всероссийский фестиваль моноспектаклей «ЧАТ». Под крышей Драматического Лицейского театра, являющегося инициатором и идейным вдохновителем этого культурного события, в нынешнем году собрались участники из самых разных уголков нашей страны — Москвы и Санкт-Петербурга, Ульяновска и Саратова, Сургута, Челябинска, Каменск-Уральска. Показали премьерный спектакль и сами хозяева.

«ЧАТ» — «Честное Актерское Творчество». И с этим сложно спорить, когда речь идет о моноспектаклях. Четырнадцать очень личных высказываний — глубоких, ироничных, провокационных «телеграмм» были отправлены в зал. Но все они сами собой объединились одной общей темой — какого-то тотального одиночества, пронзительных попыток поиска пути к себе истинному, настоящему, живому.

И задала исповедальный тон фестивалю его гость — Дина Корзун, показавшая свой автобиографический моноспектакль «Как я пришла в сознание». Диалог со зрителем актриса начинает на фоне закрытого занавеса — рассказывает восточную притчу о бедах и тяготах, которые выпадают на долю людей и которые человек может принять, пережить и обрести мудрость. И если в жанре притчи это чудесное прозрение может быть просто констатировано как факт, то в спектакле драматическом путь «возвращения в сознание» героине придется пройти шаг за шагом, переживая все взлеты и падения жизненной кардиограммы.

Дина Корзун проводит нас по самым интимным закоулкам своей души, обнажая и боль незаслуженно брошенного отцом ребенка, тщетно пытающегося понять «рецепт любви», и опустошенную растерянность от невозможности помочь копеечкой случайно встреченной старушке у метро, и абсолютно искреннее непонимание, как можно сыграть на сцене Чудо, особенно такое, как в знаменитой пьесе Метерлинка.

Минимум выразительных средств — все лишь в деталях. Вот героиня влюбляется, и огромная планета Земля на большой проекции превращается в диско-шар — а как может быть иначе, когда ты, как и весь мир буквально светишься и готов делиться этим светом с другими? А вот космос превращается в хаосмос: устроенная жизнь рушится, и в попытке разобраться с собой героиня летит из благополучного Лондона в сиротский приют в Катманду, забирая всего лишь маленький чемодан вещей и груз больших душевных проблем.

Это физическое и экзистенциальное путешествие с открытием для себя неизведанного — языка, знаков, жестов, танцев — и приводят героиню в сознание: я — это мир, а мир — это я.

Обретает Истину и герой «Сна смешного человека». Наверное, есть что-то символичное в том, что основная программа фестиваля началась именно с этого спектакля — связь города Омска и Федора Михайловича Достоевского неразрывна: период каторги оказал глубочайшее влияние на всю его дальнейшую писательскую судьбу. По сему к проекту Театральной лаборатории «KukLab» (Москва) было приковано особо пристальное зрительское внимание.

Длинные, уходящие ввысь, кажущиеся бесконечными полосы старых обоев, три табурета, составленных один на другой. В неверном свете горящей свечи появляется несоразмерная с искаженным пространством фигура. Здесь нет ничего, даже того крохотного чердачного окна, о котором говорит герой: нет света, воздуха нет. Есть лишь черная тень смешного человека, разрастающаяся за его спиной — все потаенное, страшное, сокрытое в глубинах души словно рвется наружу. Николай Рингбург (режиссер и исполнитель в одном лице) не играет отчаяние на краю гибели. Существует мир или нет — этот вопрос давно стал для него риторическим.

И его сон становится полетом, сродни тому, что совершил некогда байроновский Каин, ведомый Люцифером сквозь «бездну пространства».

Попадая в иррреальный мир сновидения, герой, в первую очередь, пытается осознать свою собственную реальность, разрешить спор духа и материи. Он находит на пустой земле коробок спичек, достает из кармана свой и встряхивает оба: звуки идентичны, а значит, «я есть, я существую»! В этом идеальном мире герой, вдруг сбросив с глаз пелену, сумел разглядеть то, что его окружает. Окунув руку в краску, он рисует на девственно чистом холсте деревья, птиц, там же проступают силуэты людей. Меняется пластика актера, расправляются плечи, уходит его угловатость. Но вдруг улыбка превращается в какой-то звериный оскал и с животным упоением он черной краской поверх неземной красоты выводит: «Страдание». «Я их всех развратил!..» А потом, вдруг вглядевшись в темноту зрительного зала, отринется от пристальных, устремленных на него взглядов, осознав собственную вину и масштабы содеянного.

Пробудившись, шершавым голосом плаката он намеревается идти проповедовать истину — вот только руки его так и остались черными. И можно ли ими творить добро и превращать, как он сам того хочет, страдание в со-страдание?..

От Достоевского переносимся в нынешний, еще не отрефликсированный, век. Взявшись в рамках Лаборатории Актуальной Куклы за пьесу Константина Стешика «Друг мой», актер Саратовского театра кукол «Теремок» Алексей Усов волей-неволей сталкивается с «проклятыми вопросами» сегодняшнего бытия. Кто он, современный герой? Это не «маленький человек», но и «героем» в прямом понимании этого слова его назвать сложно. Человек обычный. Человек, живущий своей жизнью, лишенный сил бежать бесконечный «осенний марафон».

Цель путешествия в этой истории поначалу кажется максимально достижимой: двое друзей выходят на ночную улицу, чтобы всего лишь стрельнуть сигарет у прохожих. Вот только разомкнутая кольцевая магистраль, являющаяся одним из главных сценографических образов спектакля, говорит об обратном.

«Я» и «Мой друг» — вечные alter ego друг друга, ведущие спор о простых, но главных вещах: помочь или пройти мимо? сдержаться или сорваться?

Алексей Усов умно и деликатно вплетает в живой план работу с предметом. Пустая пивная банка становится случайно найденным раненым встречным, а попытку перенести его в свет фонаря будет сопровождать жестяной скрежет. Вязаная шапка станет хрупким парнем, боящимся оставаться в тишине после автокатастрофы, с края пропасти во время его рассказа упадет игрушечная машинка…

Белые, натянутые как струны, ленты, поначалу казавшиеся струями дождя, под которым бредут герои, будут одна за другой обрываться. На них повиснут и смятая банка, и шапка, и машинка, и пачка сигарет — вся наша судьба висит на тонком волоске. И вдруг мы узнаем, что герои — вовсе не молодые, бесшабашные искатели полуночных приключений. Им по шестьдесят, и жизнь пролетает как стремительное роуд-муви.

В тот же вечер, через небольшой перерыв, другая актриса того же Саратовского театра кукол Светлана Усова увлекает нас на остров Итака, где, как утверждают археологи, найден дворец Одиссея, а в нем — глиняные таблички с записями двадцать лет ждавшей его жены. В основу спектакля «Быть Пенелопой» лег одноименный роман российских авторов Ольги Колобовой и Валерия Иванова, пишущих под псевдонимом Олег Ивик.

Светлана Усова появляется в несколько утрированном облике увлеченного своим делом музейного гида со всеми стереотипными внешними признаками — очками, суетливыми жестами, быстрой речью, позволяющей за небольшую экскурсию обрушить на головы посетителей всю многовековую историю с максимумом деталей. Но вот она начинает рассказывать о том, как всматривалась вдаль в ожидании кораблей легендарная героиня, постепенно сбрасывает с себя всю характерность и входит в морские волны.

Гончарный круг, черепки, плетеные корзины перестают быть музейными экспонатами, обретая плоть реальных бытовых вещей. Из податливой глины актриса лепит на наших глазах одну куколку за другой и с ними ведет разговор. А главное — на табличках она кропотливо пишет свою версию исторических событий, в которой ценность имеют не героические подвиги и победы, а чувства: аромат гиацинта, разливавшийся в воздухе в день ее свадьбы с Одиссеем, память о золотой заколке в волосах в тот самый счастливый миг… Это женский мир, где так важно созидательное начало, и потому на сцене из фактуры мы видим дерево, глину, воду, и места железу здесь нет!.. Записи Пенелопы обрываются через три дня после установленной даты возвращения мужа: значит, она его дождалась!..

Две эти сыгранные замечательной семейной актерской парой истории, кажется, не имеют ничего общего, кроме, пожалуй, одного: предназначение мужчины — путь, участь женщины — ждать. И не имеет значения ни век, ни эра…

Мифологическую героиню сменила на сцене героиня реальная. Свой репертуарный спектакль «Сама. Коко Шанель» привез на фестиваль Сургутский музыкально-драматический театр. Актриса Дарья Дзюненко не только сыграла в нем заглавную роль, но и выступила автором инсценировки, соткав почти «бесшовное» полотно из фактов биографии знаменитой законодательницы моды. И здесь нужно отдать должное художнику по костюмам Татьяне Хаевой — мадемуазель Шанель выглядит невероятно стильно в каждом из своих нарядов! Всего в час сценического времени укладывается вся жизнь этой непростой, мужественной женщины. Режиссер Мурат Шыхшабеков темпоритмически точно выстраивает спектакль. От задора девчонки из кафе-шантана Коко приходит к осознанному решению пойти на содержание к богатому любовнику, куражится и испытывает невероятный восторг от собственной чековой книжки. Взрослеет, сталкиваясь с трудностями, — преодолевает сопротивление ткани джерси, укладывая ее складку за складкой на манекене по задуманному ею рисунку. Переживает взлеты и падения: потерю ребенка, а после этого и гибель любимого Боя. Кажется, она готова собраться с силами и жить, но судьба наносит удар за ударом. С гулким стуком рассыпаются по полу покрытые перламутром бусины — словно жизнь разбивается на мелкие осколки. Но Коко Шанель не была бы собой, если бы потом не собрала их воедино, сделав длинную жемчужную нить культовым украшением. Она создавала легенду из всего, к чему прикасалась, решив однажды доказать всему миру, что быть беспомощной — это не для нее. Даже если в старости о многом не захочется признаваться вслух.

Далека и от моды, и от Парижа казашка Бибинур. Из всех нарядов — нелепый, пятнистый костюм ростовой куклы, а под ним — затертая футболка, разорванные на коленке лосины да носки, из которых предательски торчат пальцы… В афише фестиваля спектакль «Бибинур» Каменск-Уральского театра драмы «Драма номер три» стал в нынешнем году единственной комедией. Поставил его по пьесе Романа Козырчикова, ученика Николая Коляды, режиссер Александр Балыков.

Анна Котомина играет предельное несовпадение мечты и реальности. Ехала навстречу любви, а оказалась в кабинете следователя. Хочет отдохнуть, но единственная возможность сделать это — тюремная камера. Вспыхивает от малейшего прикосновения. И неважно, с добром к ней обращаются, называя девушкой пушкинской поры, или пытаются продать бутылку дешевого пива за бешеные триста рублей — реакция одна: с ноги в кадык! А может ли быть иначе, если жизнь тебя не просто не балует, но бьет-бьет-бьет? Тут и фингал под глазом, и растрепанные волосы, наспех собранные в высокий хвост, и сломанный об булочку в самолете передний зуб!.. Но вдруг она снимает свою «звериную» шкурку и превращается в милую, совсем еще молодую девчушку, трогательно прижимающуюся во сне щекой к зеленому пледу — как у мамы…

«Та еще комедия» — невольно вырвется в финале, когда лучезарная Бибинур прошепчет: «Хочу куда-нибудь домой». И заставит вспомнить всех бесприютных скитальцев, живущих «теперь еще нигде пока уже опять»…

В момент абсолютного несовпадения себя и мечты о себе мы застаем и героиню спектакля «Камень-ножницы-бумага» Московского «Театра, которого нет». Режиссер Анна Пухова и актриса Ирина Обидина обратились к текстам Жанар Кусаиновой, чтобы рассказать о том, что в жизни случается принимать в дар камни якобы от разрушенной берлинской стены и раздавать оные, веря в их ценность, что всегда можно найти силы не воткнуть ножницы в себя, а перерезать ими мешающие путы, что на бумаге можно по зову души писать самые сокровенные мысли, складывающиеся в рифмы строки, а не сухие переводы инструкций к бытовой технике.

В Ирине Обидиной поразительно сочетаются человеческое и сценическое обаяние, оттого к ее героине и рождается полное доверие. Рядовой день нарушает нелепость — пропадает пачка «Беломора», без которой выйти из дома все равно что… Даже сравнение придумать сложно. Нет, она не курит, но родной отцовский запах успокаивает и утешает. Впрочем, с самим «утешителем» отношения неважные — минутный телефонный разговор и гора взаимных претензий. И этот разлад дает толчок к воспоминаниям. Абсолютно детскую непосредственность актриса обретает, когда говорит о детстве, где в фантазиях могут встретиться Чапаев и Кинг Конг. По-настоящему драматичные ноты звучат в ее голосе, когда речь заходит о смерти афганца Федьки, вернувшегося изувеченным, но так и не принявшего помощи Мухи — родной тетки главной героини. Диапазон переживаний и степень погружения актрисы в материал заставляют не обращать внимания на шероховатости и некоторые нестыковки сценического текста.

В финале героиня срывает со стен списки дедлайнов, ежедневно бессмысленно и беспощадно дробящие жизнь человека на нелепые «до» и «после». Ведь день, который она прожила наедине с собой, стал для нее настоящим, истинным водоразделом.

А вот герой спектакля «Театральный роман» свою точку невозврата прошел. Омский Драматический Лицейский театр воплотил булгаковский шедевр стараниями начинающего режиссера Натальи Каплюченко и одного из ведущих артистов труппы Алексея Осипова. «Мистическая интрига с одним самоубийством» начинается с мизансцены, вызывающей в памяти знаменитую картину «Смерть Марата» Давида. Сергей Леонидович Максудов решение принял. Но отвлечь его смогла маленькая неугомонная муха, назойливо летающая над головой и портящая «красоту момента»: театр уже проник в кровеносную систему героя — и не театр даже, а грубый вирус «театральщины». Пойманное и посаженное в банку насекомое вдруг становится единственным живым существом, перед которым Максудов может исповедаться, узнавая в бьющейся в западне невольнице самого себя.

В воспоминаниях Максудова, будет появляться множество героев, никто из которых не вызывает ни малейшей симпатии: для него все они, начиная от Гавриила Степановича, терзающего начинающего автора подписанием договора и заканчивая Иваном Васильевичем, восседающим на вершинах театрального бытия, уродливы, пугающи и противны. Карикатурность, чрезмерная утрированность, множащаяся на протяжении всего спектакля, не дают возможности увидеть лица даже самого Максудова. Маску он сбрасывает лишь в финале: «Как дышит холодом сцена!..»

И, быть может, в этот момент сливаются воедино сущности творцов: Михаила Булгакова, Сергея Максудова, Алексея Осипова, в коих мир Театра вызывает неразрывно связанные между собой ужас и восхищение.

Размышления о сути и сущности театра и искусства в целом стали неотъемлемой частью фестивального бытия. Тем более, что значительную часть шестого «ЧАТа» отборщики и организаторы в лице художественного руководителя Лицейского театра Сергея Тимофеева и заведующей литературной частью Дины Литвиной сознательно отдали на откуп альтернативным жанрам — смелым экспериментам, импровизациям и даже манифестам.

Так, актер Денис Моисеев и режиссер Кристина Ус, представляющие Санкт-Петербургский театр «Возможно», показали мультижанровую постановку «Исповедь дурака» по пьесе Екатерины Галямовой. Здесь клоунада соседствует с ритмами чечетки, сквозь пантомиму прорывается мелодрама. Потому что на сцене все «воз-мо-жно». Если бы не то самое маленькое, но строптивое «жно», которое не дает покоя и самому герою: этот коктейль жанров доминирует над сутью, заслоняя трогательную, настоящую, пронесенную через годы историю любви, которую так хотелось расслышать.

В перформансе «Манифест к русскому перформансу» Софья Валиуллина иронично и дерзко высказалась о сути (или отсутствии таковой) современных арт-акций: стоит ли придавать значение концепциям, вложенным создателями в свои произведения или не нужно искать смысл там, где его нет, не строить из себя разного рода отрицания в духе «это не я», а просто оставаться собой?

Спектакль-импровизация «Давай на ты» Анжелины Карелиной (Санкт-Петербург) был, пожалуй, самой «темной лошадкой» фестивальной программы, ибо, как было заявлено, никто не знает, что произойдет на сцене — ни сама актриса, ни зрители. Восхитила смелость, с которой в эту чистой воды авантюру бросилась исполнительница. Она подхватила брошенные из зала имена героев, род их занятий, исходное событие, и развернула рождающуюся прямо у нас на глазах историю знакомства водителя трамвая Ларисы и сотрудника ГИБДД Андрея.

Лихо, как и было заявлено, увязала импровизатор в сочиняемых на ходу текстах и все слова, написанные зрителями перед началом действа. Что же касается смысла, то его, собственно, никто и не обещал!..

В жанре вербатима «Бедная Катька» «препарировали» пьесу Александра Николаевича Островского «Гроза» режиссер Ольга Новицкая и актриса Анна Дулебова из Ульяновска. Собрав высказывания школьников о главном «луче света в темном царстве», они создали ее коллективный портрет, где наряду с забавными размышлениями о том, что Катерина перед грозой трясется, как нынешние дети перед ЕГЭ, были и раздумья о природе бунтарства, непротивления злу, границах послушания.

И, наконец, совершенно покорила зрителей своей непосредственностью, открытостью и обаянием выпускница Российского государственного института сценических искусств, актриса Ли Синьсюй. Можно спорить, почему в качестве основы для спектакля, который, по заданию педагога, должен был быть понятен и в Китае, и в России, она вместе в режиссером Натальей Никуленко выбрала пьесу Уильяма Рассела «Ширли Валлейнтайн», но короткометражная сценическая зарисовка на тему поисков себя в тот момент, когда «любовная лодка разбилась о быт», сыгранная на китайском языке, оказалась действительно понятной, симпатичной и милой. Нихао, Ширли! Привет, Ли!..

Поэтическим аккордом фестиваля стал спектакль «Русский огонек» Нового Художественного театра (Челябинск). Художественный руководитель Евгений Гельфонд и актер Александр Майер обратились к творческому наследию Николая Рубцова, выстроив из его стихов пронзительный рассказ о времени и о себе, о неприкаянности души и одиночестве Поэта.

Здесь, на этой пристани, герой пытается найти свое пристанище, обрести свою точку опоры. То он вступает в диалог с великими предшественниками — Лермонтовым, Пушкиным, Есениным, то обращается к воспоминаниям детства — как уходил отсюда, совсем юнцом, не зная, что ждет его в жизни… Все нахлынуло в один миг: была и суровая служба на флоте, и невстречи с женщинами. Но была рядом «тихая родина», а скромный русский огонек светил ярче любого самого мощного маяка…

Фестиваль красиво завершился лиричным концертом, в котором приняли участие хозяева — артисты Лицейского театра. «Помоги мне, добрый зритель, в миг трагичного финала…» — неслось еще одно очень личное послание в зал.

Несмотря на сложность тем, выбранных создателями моноспектаклей, несмотря на боль, ощущение одиночества, после них осталось какое-то чувство, что завтра обязательно настает. И все начнется сначала — и жизнь, внутри и вокруг нас, и театр, и подготовка в новому, седьмому фестивалю «ЧАТ».

Елена Попова

«Страстной бульвар, 10», выпуск №8-268/2024