Это хорошо понимают городские власти, поддерживающие «лицеистов».

Лицейский театр сегодня превратился в одну из достопримечательностей Омска. Знатоки утверждают, что подобного нет не только в России, но и в мире. Дело не только в уникальности здания, в котором размещается вот уже два года Лицейский. Дело в той особой творческой ауре, в которой работают его режиссеры и юные артисты. Этот момент и стал отправной точкой разговора с художественным руководителем Лицейского театра заслуженным    артистом России Вадимом Решетниковым.

— Ваш театр так молод, но его репутации в городе стар­шие коллеги могут просто позавидовать. Те, кто к вам по­падает, становятся вашими безусловными поклонниками и даже пропагандистами.

—   Знаете, два года назад народ спрашивал: «Лицейский театр? Что это такое?». Теперь идет другой текст: «Лицейский театр? Так стыдно, что еще не бывали…»

• В чем же ваша особенность?
• Я убежден: у нас театр с определенной группой крови, которая у всех совпадает. Для меня это линия сознательная. К тому же мы стараемся быть в курсе театральной жизни Омс­ка. Я отправляю ребят на премьеры, спектакли, мы самые интересные работы разбираем.

— Прошедший сезон, как мне кажется, сложился у вас удачно. В том смысле, что чувствовалось движение впе­ред. Спектакли «Комок» я «Скифы» — работы неординар­ные, можно даже сказать, программ-мные. А ведь это только первая ваша пятилетка.

• Строго говоря, в счет идут только два сезона, которые мы отработали здесь. До этого была, скорее всего, шлифовка идей. Вы знаете, когда я начи­нал биться за театр, не было ни одного человека, который бы сказал что-то против. Все говорили: идея — во! Хорошо! Надо подумать. И думали, пока я не встретился с Шалаком, который возглавлял городской департамент культуры, а он не пошел к мэру и тот поддержал нас уже по-настоящему.
• Ваше здание я запомни­ла страшненьким, облупившимся — эдаким гадким утенком. И вот нынче какой прекрасный лебедь из него получился!
• Еще бы, столько вложено в него сил! Это целая эпопея, если начать рассказывать. Вот вам один эпизод. Архитектор предложил пол в зрительном зале выполнить ступеньками. Мы настаивали на пандусе, по­тому что о ступени звук бьется и дробится, а это раздражает слух. И я буквально встал пе­ред ним на колени и сказал: «Ну какая вам разница. Вы же «на­творите» и уйдете, а мне тут ра­ботать». Уговорил. И все же это были счастливые дни: ведь ки­пела работа.
• Я смотрю, у вас опять ра­ботают строители?
• Приходится переделывать пристройку, в ней забыли сделать гидроизоляцию. Причем никто нам ни копей­ки не дает. Только то, что до­была директор и что мы сами заработали, — около 30 тысяч осталось на лето.
• Все-таки есть люди, готовые поддержать театр финансово, современные меценаты?
• Я сначала думал, что под эту идею тут будет столпотворение желающих помочь. А потом выяснился такой нюанс: люди и рады бы помочь, но на следующий же день на пороге возникает налоговая инспекция. Это звучит курьезно, но иногда нам дают деньги и тут же просят нигде об этом ни слова.
• Зато вам советуют зара­батывать на жизнь штатными группами…

— Да, сейчас сидел у меня очень хороший мужчина и го­ворил:   «Я отдаю на теннисе тысячу за своего ребенка. Что вам мешает набирать платные группы?». Я ему отвечаю, что здесь театр, я — режиссер, а не гувернер. Это другая профессия. Вы согласитесь пойти смотреть спектакль, где играют по­тому, что мама с папой деньги платят?

• Думаю, именно по этой причине спектакли в Лицейском идут с аншлагами. Уровень ваших артистов растет на глазах.
• Если я вижу пустое место в зале, то сразу начинаю задавать вопросы администрации… Но обычно у нас битком: и на банкеточках сидят сбоку, а на балконе просто стоят. И это нормально.
• При этом основная публика у вас идет через кассу…

— Хотя цены на билеты вы­росли, начинали с 5-6 рублей, сейчас 25. Но есть спрос. При­чем покупают билеты и те, кто нам помогает, например со­трудники АО «Омское» или «ИТ-банка». Благодаря руководите­лям этих организаций, у нас в этом сезоне появились и «Ко­мок» и «Скифы» — спектакли са­мые дорогие по затратам.

— Вы не удивитесь, если я скажу, что ваш театр очень привлекателен своей неожи­данностью?

• Я понимаю, о чем вы говорите. У нас, действительно, ни одна премьера не похожа на другую. Вот дайте мне пьесу и распределение ролей в дру­гих театрах. Я даже интонацию слышу, кто как будет играть… А что мы выкинем, не ясно. У нас есть право на провал. И это здорово!
• Потому что появляется больше внутренней свободы, раскрепощенности. По-мое­му, это начинается еще с вы­бора автора, которого будете ставить.

— Когда мы начинали «Скифов», процесс шел сложно, но как интересно! Сейчас я взял «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Это же прямо мама родная! Написано в 1598 году, а как современно. Ну грех же не по­ставить! Правда, многое зави­сит от того, найдем ли мы людей, которые смогут сделать костюмы.

—Да, это очень важный мо­мент, особенно для историчес­кого спектакля.

— Расскажу вам ситуацию. Вот Блок. «Прекрасная дама». Что зритель должен видеть? Нечто! «И шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука»… Меня спросили: какое платье будет у Незнакомки? Говорю: глухое, обливающее фигуру. Поняли? Поняли. При­возят. Что-то такое: здесь на груди с тесемочкой, как у кухарки. И все висит на хорошенькой девчонке. Тут я взорвался. Если в спектакле не будет Дамы, то кому он, на фиг, нужен!

—Ив итоге вы своего до­бились.

• Да, есть ателье на речном вокзале, там чудная совершен­но девушка — художник по костюмам, там и сделали.
• Помнится, вы начинали с того, что брали к себе всех желающих. С артистами вы работаете, а что с остальны­ми?
• У нас же здесь клуб. Это те, кому разные причины – или дикция, или фигура, или еще что-то — не позволяют выйти на сцену. Но они реализуются на наших вечерах. И этюды дела­ют, и поют, и читают стихи.
• Вадим Станиславович, мне кажется, есть довольно обидная штука. Вы работаете с ребятами, лепите их, и в тот момент, когда доводите их до нужного уровня, они от вас улетают…

— Действительно, обидно, а порой и больно до слез. Но я точно знаю, не будет этой боли — и мы загнием. Но здесь есть и другой нюанс. С 1 августа у меня работает режиссером-педагогом старшей группы Ви­талик Сысоев, который приехал ко мне. То есть те люди, которые уезжают, обязательно воз­вращаются.

— Может, какая-то магнетическая сила есть в самих сте­нах театра?

• Виктор Гульченко прихо­дил сюда два года назад перед открытием театра и так сказал: «Смотрите, еще не все доделано, а театром уже пахнет».
• А часто ж вам являются гости?
• Часто. Я уже не говорю о приезжающих из Франции, Германии, США — их все время сюда таскают. И все они рука­ми разводят. Такого еще не видели.
• Значит, правда, что аналогов нет не только у нас, но и в мире?
• Думаю, Лицейский театр — единственный в своем роде. И знаете почему? Это структура совсем не коммерческая. В мире как? Театр молодежный — когда молодежь просто подрабатывает. Там же ценности — сумма прописью. Они там живут по-другому. А наша российская ментальность, она дей­ствительно уникальна. И появ­ление нашего театра — следствие этой ментальности.

-Но на фестивале в Пензе вы удивляли не иностранцев, а своих.

• Когда я рассказывал о на­ших условиях, мне не верили. Ведь у нас есть оборудование, которым не всякий професси­ональный театр располагает. Например, студия звукозаписи, где мы можем с помощью компьютера сделать что угод­но — убрать букву, звук «вытащить». И на этой технике работают люди, просто «повернутые» на своем деле.
• Ну, в смысле «повернутости» — в вашем театре это бо­лезнь профессиональная…
• Представьте себе, я иду на репетицию и не знаю, что будет. Я же многое беру от своих ребят. Они, сами того не пони­мая, вернее даже, их органика вдруг выдает что-то такое в намеке. Интересно до посинения! А представляете, какая тоска, если бы я приходил, зная по минутам, что буду делать?

—Вы, сами того не зная, от­ветили на мой еще не задан­ный вопрос, что же подвигло артиста академического теат­ра, тем более заслуженного артиста, бросить именитую сцену и пуститься, с точки зре­ния здравомыслия, в такую отчаянную авантюру.

• К этому добавьте еще одну вещь. В театре есть смысл су­ществовать, когда у тебя есть свой режиссер. Иначе… Или ты властитель душ, или ты — клоун. Мы эту классическую фразу
  произносим часто, но смысл постигается со временем.
• Пожалуй, я бы назвала вас романтиком современно­го театрального процесса.

— Это не очень верно. Поймите, то, чем я занимаюсь, — даже очень шкурный интерес. Кто-то обо мне сказал: фанатик! Какой, на фиг, фанатик! Это выгодно мне — в том смысле, что я знаю, зачем живу. Ведь меня на американский лад, под дол­лар, уже никогда не подстроить. Он никогда не будет для меня основной ценностью. А лишить театра — да, это удар. Когда видишь глаза ребят, даже когда ругаешься с ними или советуешь, как себя вести, что можно, что нельзя, что мы такое и про­чее… В этом огромный смысл. Это творчески интересно.

• Когда видишь, на что способны ровесники тех, кто ловит кайф только от водки шли наркотиков, то просто душа расцветает. Значит, вам все-таки приходится быть педаго­гом. Но не в проходном зна­чении этого слова, а по-насто­ящему. Говорить о смысле жизни всерьез.
• Театр — это же вообще разговор о жизни, о ее проблемах. Может, ребята потому и терпят меня. Они понимают, что им предлагается другой способ существования, более полно­кровный.
• Лицейский — только один из островков настоящей куль­туры. В этом смысле вы ра­ботаете на будущее. Видишь ваших ребят, ваших зрителей и понимаешь, что процесс духовного возрождения уже начался, какими бы громкими эти слова кому-то ни показались.
• Процесс начался. Просто поразительно. Ведь у нас телевизоры, эти дебильные ящики, у всех одинаковые. А уровень культуры все же разный. А на­ция только тогда нация, когда объединена этой культурой. Она сейчас тебе копейку не приносит. Но если ты ее истребишь, ты себя истребишь
• Мне кажется, нынешняя власть города разделяет это мнение. И это очень важный момент не только для Лицей­ского театра.

 

С руководителем Лицейского театра беседовала

Людмила Першина

«Новое обозрение», 18 августа 1999 г.