Смерть на танцполе
«Вольные псы» в Лицейском театре (Омск).
Автор инсценировки и режиссёр – Руслан Шапорин. Художник-постановщик – Марина Шипова.
Повесть Константина Сергиенко «Прощай, овраг!» в инсценированном виде шагала по советским ТЮЗам восьмидесятых годов. Трогательная притча о жизни стаи бродячих псов получала разнообразные воплощения – от психологической драмы до масштабной рок-оперы.
…Издалека не видно, собачка там за пультом или просто девушка-ди-джей. Но она начинает играть, и перед зрителем возникают собаки, синхронно движущиеся в ритмах модерн-данса. В спектакле Лицейского театра в основном – лишь рельефно прочерченные характеры, что не очень соответствует повести Сергиенко, но вполне соответствует сказовой основе, выбранной в качестве костяка для постановки. До уровня индивидуальностей дотягивают немногие: могучий и туповатый вожак стаи Чёрный (Павел Симкин), главный рассказчик – независимый, но прибившийся к стае Гордый (Владимир Киммельман), а также его приятель кот Ямомото, блистательно сыгранный Александром Новгородцевым. Но даже кот-конформист, пузатый, нелепый в своих грёзах о Японии, знающий всё наперёд и постоянно помогающий Гордому, не спасет овраг от застройки, а собак – от нашествия живодёров.
Нынче принято оттенять обилие текста густотой мелких физических действий (от Мирзоева до Серебренникова), в «Вольных псах» и таких подпорок не нужно, действие движется по параллельным динамически уравновешенным плоскостям, – драматической и пластически-музыкальной. Точно найденный пульс, не позволяющий спектаклю развалиться на отдельные части, совпадает с выверенной музыкальной составляющей, в которой диско-ритмы чередуются, например, с атональными блюзами Тома Уэйтса.
И всё бы хорошо, да только в кульминационные моменты действа – появление живодёров, распад стаи, гибель одного из псов – нам не очень страшно. И даже световой туннель, открывающийся после собачьей смерти в центре крошечной сцены Лицейского, не пугает, а скорее ласкает глаз. То, что было непостижимым в момент написания повести Сергиенко, свершилось: в нашу жизнь, не стучась, вошли дядюшка Симулякр и тётушка Виртуальность, а русский человек привык к убийству на экране и сцене.
Всегда есть соблазн закрыть глаза на ритм, эстетическое решение или содержательность режиссёрского замысла и оценивать увиденное, руководствуясь лишь бруковской мыслью о наличии только двух типов спектакля — живого и мёртвого. Но «Вольные псы», при всей своей живости, сделаны в рамках цельной, подчеркнуто «молодёжной» эстетики. И, быть может, спектакль живой во многом благодаря тому, что не сваливается в абстракцию танца, а притчевое обобщение тут конкретизировано пространством: история рассказывается прямо на танцполе.
То, на что можно было бы сделать ставку, — трагедия несчастных зверушек, невинно убиенных злыми людьми и разрастающейся урбанизацией – смикшировано пластикой постановки, световой партитурой и общим неожиданно-дискотечным решением. И пусть эти молодёжные маркеры расставлены вполне очевидно – ди-джей, танцы, клубный свет и атмосфера… На все это можно смотреть с улыбкой, однако такая оболочка выглядит куда менее странной и менее претенциозной, нежели серьёзный такой последовательный разбор материала в терминах «плохое — хорошее». Бинарные оппозиции, кажется, вечны, но в сфере этики, да к тому же в сценическом воплощении они работают с большим скрипом в нынешнюю эпоху смешения стилей или – что почти то же – «эстетизации бесстилья» (по выражению Анатолия Праудина).
Когда в футбольном клубе меняется тренер, команда всегда трансформируется психологически – и дело даже не в том, лучше или хуже она начинает играть. После ухода из жизни Владимира Решетникова – основателя и главного режиссера Лицейского – театр работает в каких-то новых темпах, выдавая одну премьеру за другой. О качественно новом этапе говорить пока рано, но в «Вольных псах» Лицейскому удалось трудновыполнимое – в эпоху тотально медийного образа мысли и поведения создать театральное сообщение, одновременно лишенное дидактики и притом максимально жгучее, острое, глубоко этическое. И несмотря на знакомый образ девушки-ди-джея, о «Кислороде» Ивана Вырыпаева вспоминаешь в последнюю очередь. Потому как в спектакле Руслана Шапорина царит не рэперская власть слова, а скорее воля к танцу, в котором тинэйджер способен познать кайф, страсть, боль и близость смерти.
Алексей Ставицкий
«Омск театральный», №12 (34) / март 2008 г.