«Шалый» Ж.-Б.  Мольера в Омском драматическом Лицейском театре.  Перевод  Елизаветы Полонской.  Режиссёр-постановщик — Сергей Тимофеев. Художник-постановщик — Марина Шипова.  Художник по костюмам — Елена Азиева.  Музыкальное оформление — Сергей Шичкин.  Художник по свету — Михаил Астафуров.  Пластика — Дмитрий Татарченко. Вокал — Наталья Добросердова.

Пьесе Жана-Батиста Мольера «Шалый, или Всё невпопад» определённо везёт.  Совсем недавно она с успехом   шла на сцене театра «Арлекин» в лёгкой и изящной трактовке  режиссёра   Бориса Саламчева,   с блистательными  молодыми актёрами Дмитрием  Войдаком  и Александром Кузнецовым  в ролях Маскариля и Лелия, а также умудрёнными мэтрами театра Геннадием Власовым, Валерием  Исаевым  и Владимиром Кузнецовым в ролях зловредных стариков, мешающих соединиться двум влюблённым,- сумасбродному повесе Лелию и молодой красавице  Селии. Безусловно,  успех этой постановки в кукольном театре был определён самой природой игры, когда работающие «в живом плане» актёры то ли водят куклу, то ли кукла ведёт их за собой, и  параллельно этому возникает дополнительный объём, рождаются новые смыслы, появляется возможность свежих актёрских оценок. Тот спектакль шёл под оригинальным мольеровским названием.

В Лицейском же театре, видимо,  в поисках современного лаконичного стиля, сокращают авторское название пьесы: Шалый — он и есть Шалый, классика, которая у всех на слуху. При том, что спектакль имеет жёсткую режиссёрскую партитуру (а может быть,  именно по этой причине),  Сергей Тимофеев   делает ставку на актёрское воплощение, тем более что умение работать с актёром всегда было сильной стороной этого режиссёра. К тому же должность художественного руководителя заставляет его заботиться о творческом росте молодой труппы, и в этой ситуации что может быть лучше, чем взять в работу ранний фарс Мольера, замешанный на итальянской комедии дель арте? Ведь эта пьеса　даёт великолепную  почву для развития актёрских навыков, и в премьерном спектакле смело сочетаются комедия масок, клоунада, шутовство, живой вокал, танец, пантомима, изящная и стремительная словесная перепалка. Дополняют атмосферу  достаточно условная стилизованная среда  и костюмы,  сочетающие в себе  кружева, бархат,  гобелен.

Увы, в современном театре звучащее слово нередко отступает перед картинкой и звуком, и невербальные постановки  давно перестали восприниматься как проявление новомодных амбиций. Премьерный спектакль в Лицейском театре  совершенно лишён режиссёрских претензий на новаторство любой ценой, он словно возвращает нас в старые добрые мольеровские времена, когда слово безраздельно царило на сцене, режиссёра не было вовсе, а драматург был носителем истины в последней инстанции. Авторская дидактика, характерная абсолютно для всех пьес Мольера, могла бы угнетать, если бы театр не предложил зажигательное, динамичное действие, где каждая роль сыграна с таким вдохновенным азартом, перед которым меркнут нравоучительные тирады о том, как строить свою судьбу и с кого следует брать пример.

Актёры отлично чувствуют мелодику стиха, умело подают непритязательный мольеровский подтекст, они явно получают удовольствие от языка пьесы, и эта радость быстро распространяется по уютному камерному пространству, в котором обитает театр.  Удивительно, что  перевод, сделанный замечательной поэтессой  Елизаветой Полонской сто лет назад, вопреки общепринятым суждениям о стремительных и радикальных изменениях в русском  языке звучит вполне современно, и нет в этом тексте слов, которые бы сегодня были непонятными, труднопроизносимыми или ушедшими  в «мёртвый запас». Всё здесь остроумно, поэтично и  внятно. По звучанию этот стихотворный перевод  очень напоминают прозу, перенос фразы из строки в строку приближает стихи к разговорной речи,- этот приём удачно снижает патетику, и однозначная назидательность уходит на второй план. А что ещё надо для сцены?!

Соавтор Тимофеева по пластике Дмитрий Татарченко придумал остроумные пантомимические дивертисменты, когда  в мерцающих бликах света, как при ускоренной киносъёмке, герои мольеровской комедии стремительно пробегают по сцене. Эти моменты  не только помогают удачно размежевать действия пьесы, но и раздвигают пространство сцены, придают спектаклю дополнительную динамику.  В насыщенной режиссёрской партитуре всё идёт в ход, в том числе остроумные речевые и пластические приёмы (чего стоит один только старческий гнусавый тембр Вячеслава Ерёмина в роли Ансельма или не лишённые фривольности этюды Евгения Точилова в роли Маскариля).  Для каждого найдена своя краска. Здесь  не требуется подробный психологизм, зато можно вволю наиграться, подурачиться, грубовато пошутить или проявить чудеса акробатического мастерства. На наших глазах актёры фонтанируют, наслаждаясь самой стихией игры и подгоняя друг друга. Они вовлекают в действие и публику, предлагая «на минуточку подержать» огромный свиток с якобы бездыханным телом Пандольфа внутри,  и зрители с удовольствием принимают условия этой игры.  Интрига, «закрученная» Мольером более трёх веков назад, захватывает зрительный зал.

Мольер, который, как известно, сам играл в своё время роль слуги Маскариля, отлично знал, что нужно артисту.  А потому для каждого из членов своей труппы он сознательно писал роли так, чтобы любой из них наверняка мог сорвать свою долю зрительских аплодисментов. Поэтому возможностей проявить себя здесь хватает не только уже названным Евгению Точилову (Маскариль) и Вячеславу Ерёмину (Ансельм), но и другим актёрам: Игорю Коротаеву в роли балбеса  Лелия (второго исполнителя этой роли Игоря Горчакова,  к сожалению, увидеть не довелось),  Александру Боткину (Пандольф, отец Лелия),  Борису Филимонову (Андрес, «один из соперников» Лелия),  Александру  Серову  (удачливый красавец  Леандр),  Ивану Притуляку, исполняющему  роль старика Труфальдина.   А что уж говорить об Ольге Быковой  (Селия) и Марии Токаревой (Ипполита), играющих пленительных  дам, вдохновляющих мужчин на подвиги!  Равно как и о Надежде Лубниной в роли расторопной «служанки Эргаст-ки» (заменившей в спектакле мольеровского Эргаста, друга Маскариля). Они очаровательны, кто бы сомневался?!

Спектакль покоряет заразительной раскованностью и отточенной ансамблевостью.  Видимо, не последнюю роль тут сыграло ставшее постоянным участие коллектива  в Международном  фестивале  «Встречи молодых Европейских театров», который традиционно проходит в Гренобле.  Последняя поездка принесла Лицейскому театру удачу, и какую! Сыграть «Шалого» во Франции, на родине Мольера, и при этом снискать там успех – это, конечно, факт биографии, который не может не вдохновлять молодых артистов, не может не поднимать их самооценку. Как известно, Гренобльский Фестиваль собирает профессиональные молодёжные труппы преимущественно из  Европы, каждая из которых играет спектакль на своём родном языке. По словам очевидцев, в день показа «Шалого» в зале находились не только соотечественники Мольера, но и много другой разноязычной публики из 14-ти стран мира. И мольеровский　текст　порой  просто не поспевал за молниеносной реакцией зрителей, что в очередной раз доказывало старую истину о том, что театральное действо иногда вовсе  не нуждается в переводе.

Однако нам,  давно наблюдающим  за жизнью и ростом Лицейского театра у себя дома, совершенно очевидно, насколько  важен в этой постановке именно текст. Безусловно, что искромётная мольеровская комедия, сыгранная на родном языке, да ещё и с таким азартным вдохновением, добавила молодым актёрам уверенности, изящества, юмора и необходимой взрослости.

Светлана Нагнибеда

«Омск театральный», №31 (53) / март 2013 г.